Во вторник ввечеру
Я буду, если не умру
Иль не поссорюсь с Аполлоном,
Читать вам погребальным тоном,
Как ведьму черт унес,
И напугаю вас до слез.
Но однажды шутка Жуковского стала явью: по дошедшим до нас воспоминаниям, во время чтения во дворце впечатлительной слушательнице сделалось дурно. Этот эпизод отражен в «Комедии против комедии» писателя М. Н. Загоскина: «В половине чтения сделалось многим дурно, и под конец одна дама упала в обморок».
Баллада была напечатана только после переделки ее Жуковским, которому по требованию цензуры пришлось «вывести сатану из храма и ослабить его могущество».
Любопытно, что о переводе и цензурных мытарствах Жуковского узнал автор Р. Саути, которому рассказал об этом А. И. Тургенев. Сюжет баллады сходен с сюжетом повести Н. В. Гоголя «Вий», что объясняется общностью средневековых мотивов о грешнице-ведьме, которые Гоголь обработал в духе украинских поверий.
Белинский писал, что Жуковский «превосходно перевел» балладу.
Искупитель – Иисус Христос, который, согласно Писанию, принес себя в жертву, избавив человечество от проклятья (искупив людские грехи); Искупителем он назывался и потому, что, как учит Церковь, прощал грехи и освобождал от душевных мучений.
Власы невест в огне волшебном жгла и кости мертвых похищала – то есть занималась разными видами колдовства, устанавливая связь с дьяволом.
Лукавый обольститель – дьявол, сатана.
Чтоб из свинца мой крепкий гроб был слит… – Старушка заботится о том, чтобы дьявол после ее смерти не унес ее бренные останки и снова не заставил, согласно религиозным представлениям, служить себе.
До солнечного восхожденья. – Дьявольские силы, по церковным поверьям, действуют в темноте, во мраке.
…пред царскими дверями – то есть перед дверями, открывающими вход в алтарь (возвышение в восточной оконечности церкви).
И он предстал… – то есть сатана. Церковные люди утверждали, что дьявол бессилен перед Богом и отступает при виде икон, храма, креста; у Жуковского дьявол рушит затворы храма, проникает в церковь и выходит победителем; с точки зрения христианской религии, Жуковский написал кощунственное произведение, подрывающее принцип веры во всемогущество Бога.
Оригинальная баллада, написанная по мотивам «Илиады» и других мифов «троянского цикла», но обработанная в духе характерной для античного сознания идеи судьбы, предопределяющей жизненный путь человека, которому, однако, предоставлен выбор – либо долгое бесславное существование, либо краткая, но бурная дорога героя. Ахилл у Жуковского предпочитает героическую стезю. Вероятно, воинская доблесть Ахилла привлекла Жуковского, охваченного патриотическим подъемом в Отечественную войну 1812 года. Поэт снабдил балладу примечаниями, в которых разъяснял смысл баллады и отдельных стихов. Заглавие баллады Жуковский сопроводил словами: «Ахиллу было дано на выбор: или жить долго без славы, или умереть в молодости со славою, – он избрал последнее и полетел к стенам Илиона. Он знал, что конец его скоро последует за смертию Гектора, – и умертвил Гектора, мстя за Патрокла. Сия мысль о близкой смерти следовала за ним повсюду, и в шумный бой, и в уединенный шатер; везде он помнил о ней; наконец, он слышал и пророческий голос коней своих, возвестивший ему погибель».
С колесницею Приам… – «Приам приходил один ночью в греческий стан молить Ахилла о возвращении Гекторова тела. Мольбы сего старца тронули душу грозного героя: он возвратил Приаму обезображенный труп его сына, и старец невредимо возвратился в Трою» (примеч. В. Жуковского).
И скрипят врата Аида… – «Аидом назывался у греков ад; Плутон был проименован Айдонеем» (примеч. В. Жуковского).
Ты не жди, Менетий, сына… – «Менетий – отец Патрокла» (примеч. В. Жуковского).
Поплывет Неоптолем… – «Пирр, сын Ахилла и Диодамии, прозванный Неоптолемом. В то время, когда Ахилл ратовал под стенами Илиона, он находился в Скиросе у деда своего, царя Ликомеда» (примеч. В. Жуковского).
Оригинальная баллада Жуковского, в которой тема «запрещенной любви» носит автобиографический характер (здесь отразились драматические отношения между Жуковским и М. А. Протасовой). Отсюда проистекает исключительный лиризм в освещении мрачного и таинственного сюжета, напоминающего древние сказания. П. А. Плетнев в письме к Я. К. Гроту и в статье о Жуковском связывал «Эолову арфу» с поэзией Оссиана (легендарного певца-барда, якобы жившего в III в. н. э.): «В „Эоловой арфе“ краски, музыка, мечтательность и вымысел создания – все представляет особый мир, царство Оссиана». «Поэмы Оссиана» были изданы английским поэтом Джеймсом Макферсоном (1736–1796). Они, однако, являлись вполне самостоятельным сочинением, основанным на народных кельтских поверьях, и только приписаны Макферсоном древнему певцу. Этими произведениями Макферсон оказал большое влияние на европейскую романтическую поэзию.
И долго, безмолвны… – Следующий затем любовный диалог Минваны и Арминия напоминает, как отмечено комментаторами, сцену прощания Ромео и Джульетты в трагедии Шекспира (начало 3-го акта).
И арфу унылый певец привязал под наклоном ветвей… – Образ арфы навеян стихотворениями немецкого поэта Фридриха Маттисона (1761–1831) «Lied aus der Ferne» («Песнь издалека») и И. И. Дмитриева (1760–1837) «Лира». В. Г. Белинский писал об «Эоловой арфе»: «Она – прекрасное и поэтическое произведение, где сосредоточен весь смысл, вся благоухающая прелесть романтики Жуковского… Надо живо помнить первые лета своей юности, когда сердце уже полно тревоги, но страсть еще не охватила его своим порывистым пламенем, – надо живо помнить это время своей жизни, чтоб понять, какое глубокое впечатление должны производить на юную душу эти прекрасные стихи последнего куплета баллады…»